От философского к религиозному пониманию свободы

                                                          Косиченко А.Г.

 

Институт философии, политологии и религиоведения Министерства образования и науки Республики Казахстан, Алма-Ата

 

Одна из самых значимых задач философии - сформировать внутренний мир человека, подсказать человеку смыслы бытия, сориентировать его в системе ценностных координат, причем выполнить эту задачу философия должна не «насилуя» человека, не лишая его свободы, оставляя за ним право выбора системы его ценностей. Казалось бы, задача не столь сложная: человек – существо довольно разумное, покажи ему спектр возможностей, обрисуй ряд мировоззренческих доктрин, введи его в системы ценностей, вооружи способами выбора, и вот перед нами человек, сознательно избравший смысл своего бытия, осознанно строящий свою жизнь. Мнимой легкостью этой задачи были соблазнены и древнегреческие философы, и, особенно, философы эпохи Просвещения. И те и другие считали, что человек, если ему дать такую возможность, выберет наилучшее из предложенного и тем самым реализует свою сущность разумного и свободного существа. Однако ни в древности, ни в эпохи Нового времени и Просвещения человек не стал тем, чем, казалось бы, должен был стать, отвечая ожиданиям гуманистически настроенных мыслителей.

Человек не способен «выбрать наилучшее» в силу того, что и его свобода и его способность увидеть «наилучшее» искажены его греховным состоянием, в котором он пребывает со времени грехопадения. Внерелигиозные системы мировоззрения не считаются с этим религиозным фактом, и потому относятся к человеку как существу всегда и безотносительно всего свободному и обладающему возможностью ответственного выбора. Принципиальным противостоянием этих двух подходов к сущности свободы и нравственности объясняется неприятие современным либеральным и секулярным миром всякого упоминания о религиозных ценностях и правах верующего человека. Только либеральное понимание прав и свобод человека признается сегодня истинным.

Поэтому доминирующие мировоззрения современности с очевидностью далеки от религиозных ценностей. В этом нет ничего удивительного, но это прискорбно. Прискорбно потому, что религия была и остается единственной духовно-нравственной системой, обосновывающей истоки и свободы человека и его нравственности. Эта способность религии естественна для нее, так как только религия есть адекватная сфера духовного. Никакие иные идейные построения и идеологии не могут показать генезис нравственности из какой-либо формы деятельности человека, будь то искусство или наука или торговля. В аналогичном положении  находится и понятие свободы – религиозное ее видение намного глубже, нежели достигнутые в иных мировоззренческих и познавательных стратегиях.

Свобода относится к фундаментальным бытийственным определениям человека. Она – одна из глубочайших ценностей мира и человека. Однако попытки понять свободу, предпринимаемые человеком в течение всей его истории, ни к чему не привели. Свободу не способна обосновать даже философия, хотя она и делает свободу одним из центральных своих предметов: нельзя же, в самом деле, остановиться на гегелевской интерпретации свободы как познанной необходимости – познание необходимости не позволяет покинуть ее пределы, и, познавший эту необходимость человек, неизбежно остается несвободным, но только осознающим свою несвободу, что и показал XX век с его «бегством от свободы».

Сущность свободы таинственна. Что именно философы и мыслители понимают под свободой, когда утверждают, что свобода сущностна человеку, свобода онтологична, свобода укоренена в бы­тии? Как человеку достичь своей свободной сущности, как прорваться к свободе, укорененной в бытии, и что это за онтология, где бытийствует свобода?

Никакими своими собственными способностями, силами и усилиями человек не может быть свободным. Именно быть свободным, а не стать свободным, так как в этом различии проступает таинственность свободы. Человек может освобождаться от каких-то наличных условий несвободы, становиться над ними, прорывать их необходимость. Но, свершив это усилие, человек вновь оказывается несвободен - уже по отношению к иным условиям несвободы – более глубоким, иного уровня, иных контекстов и т. п. Что пользы человеку в преодолении им прошлых условий несвободы, он ни на гран не становится свободнее, ведь преодолел-то он прошлые условия несвободы, а живет уже в новых, принципиально иных, и опыт прежнего преодоления мало пригоден для нового. Поэтому нет освобождения, а есть свобода, нет процесса, а есть состояние.

Такое положение дел непривычно человеку. Он привык достигать всего в процессе, в поступках, а мы утверждаем, что к сво­боде нельзя придти обычными человеческими путями, что нельзя освободиться, а надо быть свободным. Строго говоря, к свободе имеется путь, но это своеобразный путь. Всякий путь меняет человека; пока человек достигнет цели, он становится другим - вот, кстати, причина того, что человек, достигший цели, очень часто осознает, что она ему не нужна, что не к такой цели он стремился. Это естественно, ведь это не он сегодняшний стремился к данной цели, а он – вчерашний, какого уже нет. Так что всякий путь меняет человека, но путь к свободе, если здесь можно говорить о пути,  требует изменения человека настолько, что человек в пути отказывается от себя прежнего, вступившего на этот путь.

Имеется одно, но очень важное условие, делающее такой путь успешным. Этот путь можно проделать только свободно, осваивая онтологию свободы (вот онтологичность свободы). Получается, что цель пути – свобода, есть, одновременно, и средство преодоления этого пути. Получается, что свободой нужно уже обладать для того, чтобы достичь цели – свободы. Нельзя вступить на этот путь несвободным и освободиться в пути – каждый шаг здесь требует свободы большей, чем ею обладает «освобождающийся» в пути человек.

Но можно ли обладать чем-либо, не имея этого, иметь до владения, владеть не достигнув? Можно, если это нечто дано человеку как дар, а не в результате его, человека, собственных усилий и трудов. Свобода именно такова: она – дарована, ее можно утратить, но нельзя обрести; она или есть, или ее нет. Такое видение свободы кажется абсурдным. Абсурдным оно и является. В этом пункте своего развития логика дает сбой: она воспроизводит в понятиях способы освоения мира человеком – вот ее царство. Но свобода не осваивается, она эксплицируется: мы видим следы воплощения свободы, мы видим формы ее проявления, но источник свободы неявен, скрыт для логики. Логика отражает мировоззрение, согласно которому, все, что есть, возникло, развилось из некоего иного; все бытие, согласно этому мировоззрению, самопорождается в развитии. Развитие – вот доминирующий принцип и такого мировоззрения, и такой логики. В каких-то пределах развитие действительно имеет место. Но сущностные характеристики человека, характеристики, делающие человека человеком, возникли не в развитии. Эти характеристики проявляются в разных формах, разные эпохи видят их по-разному. Отсюда и сложилось мнение, согласно которому, глубинные качества человека развились в процессе общественно-исторического генезиса человека. Но даже и современное, в очень значительной степени рациональное, хотя и склонное к мистическим формам во всех сферах, мышление не может игнорировать наличие знания до познания, любви до ее предмета, надежды до всяких оснований на нее. Свобода – из числа этих определенностей. Свободой человек обладает в силу того, что он – человек, а не потому, что он к ней развился.

Эти основополагающие характеристики человека дарованы ему, как дарована сама жизнь. Но человек не может вынести этого дара, так как стал не достоин его. И человек пытается снизить дар до уровня его развития из подсобных форм. Если со многими феноменами эта процедура человеку удается, то со сферой духовного ничего не выхо­дит. Обосновать развитие духовного из недуховных форм не удается. Но и отрицать духовное нельзя, оно – очевидно.

Свобода потому и является такой притягательной для мыслителей категорией, что в ней проступает облик реальности, с которой человек знаком мало, хотя погружен в нее всем своим существом. Свобода – окно в царство духа, она условие бытия духа; нет свободы – нет и духа. Бог не насилует свободы человека, и даже попустил человеку пасть, но не ущемил его свободы именно потому, что вне свободы нет человека, ибо человек – существо духовное, а дух предполагает свободу. Предначертанное Богом человек может выполнить только свободно, но когда он отказывается от дарованной ему свободы и начинает «свободно» осуществлять свою волю, то подменяет свободу своеволием и своей волей творит свою действительность, не совпадающую с божественным планом. Сотворив же чудовищные формы своей жизни, человек обвиняет в них Бога, хотя сам их творец, и Бог только попустил их, но не сотворил.

Христианство (вследствие малого объема статьи мы не станем вводить в оборот иные религии помимо христианства)  видит свободу не как результат усилий человека по ее обретению, но как дар Бога человеку. Христианская  антропология с одной стороны, проста и ясна,  а, с другой, чрезвычайно сложна, в силу того, что человек сотворен «по образу и подобию» Бога. Богоподобие человек утратил в грехопадении, и теперь, будучи искуплен крестной смертию Христа, обязан восстановить свое единство с Богом, что и является смыслом жизни человека. Свобода человека имеет определяющее значение во всем этом процессе: как в грехопадении, так и в богоуподоблении или иначе – обожении. В отношении грехопадения святоотеческое богословие утверждает, что Бог настолько ценит свободу человека, что не помешал ему даже пасть и лишиться райского блаженства неразрывного со-бытия с Богом. И в возможности  богоуподобления свобода человека состоит в том, что он может свободно выбрать или добро или зло, и, соответственно, или воссоединиться с Богом, или отойти от Него. Такова, в кратком изложении, христианская антропология в ее проекции на свободу человека.

Однако, чтобы проникнуть в сущность христианского понимания свободы, вышеизложенного взгляда на нее со стороны человека, даже осознающего свою связь с Богом,  недостаточно. Свобода человека не может быть ничем иным как даром Бога, даром изначальным, полученным человеком в тот момент, когда Бог «вдунул в лицо его дыхание жизни» (Быт. 2:7). Вот в каком смысле свобода онтологична – она сотворена и дарована человеку в акте творения человека, и потому столь же онтологична и сотворена, сколь онтологичен и сотворен весь мир.

В связи со сказанным нельзя не упомянуть Н.А. Бердяева, который проделал гигантскую, еще в должной мере не оцененную работу по «легализации» Бога в философии, по обогащению философии богословской проблематикой (что, безусловно, углубило содержание философских понятий и стиля мышления). Но Н.А Бердяев внес тем самым в философию искус отказа от строгой логичности в пользу глубины понимания проблем - даже в ущерб доказательности их решения. Именно поэтому он сделал для проникновения в сущность свободы больше, чем кто-либо до него. В «Философии свободы» Н.А. Бердяев, взяв за отправную точку православное понимание свободы, как дара Бога  человеку, ясно сформулировал онтологичность свободы в контексте христианской антропологии: «Свободу нельзя ни из чего вывести, в ней можно лишь изначально пребывать» [1].

Известный спор Эразма Роттердамского и Мартина Лютера по поводу свободы воли человека, когда первый утверждал наличие у человека свободы воли - и только потому человек ответственен и в моральном и в правовом отношении, а второй настаивал на власти необходимости как реализации воли Бога, и если и допускал проявление свободы воли, то только по отношению к тому, что «ниже человека», этот спор высветил: во-первых, отличие свободы (как таковой), от свободы воли (как проявления свободы), а во-вторых, показал, что ни гуманизм (одним из родоначальников которого был Эразм), ни протестантизм Лютера не способны раскрыть сущность свободы. Ортодоксальное же христианство способно это сделать, так как снимает оппозицию «воли Бога» и свободы человека» тезисом: воля Бога может быть осуществлена только свободным человеком.

Общее мнение православных богословов в отношении свободы таково: свобода дана человеку Богом для того, чтобы человек свободно выбрал добро и отказался от зла. «Уклонися от зла и сотвори благо» (Пс. 33:15). То есть, свобода дана как возможность сознательного выбора добра. Свобода, действительно, необходима для самоопределения человека по отношению к добру и злу. Если бы не было свободы, и властвовала бы необходимость, то человек всегда бы мог сослаться на предопределенность всякого его (человека) действия в горизонте необходимости. А кто несвободен, тот не несет ответственности.

В Евангелие от Иоанна раскрыта сущность свободы на очень глубоком и не очевидном для нашего современника уровне. Отсутствие свободы, как и ее утрата, связаны здесь с состоянием греха.  «Тогда сказал Иисус к уверовавшим в Него Иудеям: если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными. Ему отвечали: мы семя Авраамово и не были рабами никому никогда; как же Ты говоришь: сделаетесь свободными? Иисус отвечал им: истинно, истинно говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха» (Ин. 8: 31-34). Вот видение сущности свободы в христианстве. Грех делает человека рабом, и освобождение от греха является возвращением к первоначальной свободе. Так в христианстве возникает сущностная связь свободы в ее онтологическом аспекте и свободы в ее нравственном отношении. Вообще христианству в высокой степени свойственно глубочайшая (до взаимопроникновения) взаимосвязь бытия и нравственности человека. Нравственность лишь в поверхностном понимании есть норма поведения или требование должного, она есть осуществление глубочайших законов бытия. Причем связь, реализуемая не разворачиванием детерминистской неизбежности, но осуществляемая на путях свободного приятия Божеского промысла о человеке. Свобода, как отказ от греха, как его преодоление, выступает одним из важнейших моментов реализации истины, протянувшейся от предзаложенной в бытии возможности человека быть свободным к осознанному его освобождению от парализующего действия греха. Богословие стоит на том, что свобода, подаренная человеку Богом, утрачивается человеком при совершении греховных действий, не искупленных покаянием.   

Вывод: ответственная, стремящаяся к истине философия, в попытках понять сущность свободы, способна во многом достичь этой цели, прибегнув к богословию.  

Список литературы

1. Н.А.Бердяев. Философия свободы // Бердяев Н.А. Философия свободы / Худож. – офор. Б.Ф. Бублик. – Харьков: Фолио; М.: ООО «Издательство АСТ», 2002 (Вершины человеческой мысли) – 688 с. С.27.

РОО Центр этики и эстетики Русского Мира