Джерелиевская И.К1.
КОНФЛИКТ МЕЖДУ ПОЛИТИКОЙ И КУЛЬТУРОЙ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
Ключевые слова: организация политической власти и общественного устройства как культурная форма, отрицание потребности в самотрансценденции как инструмент манипуляции, политические мифы, ущемленные человеческие интересы, способы формирования духовного начала в организации общественной жизни и политической власти.
ХХ век принято считать веком культуры, отразившим, по словам В.С. Библера, процесс продвижения культуры в центр человеческого бытия. Отныне культура выступает как «первопринцип и основа любого социального отношения и действия, обусловливающего природу, сущность и характер всего происходящего в обществе. Ничто в обществе… не может выйти за пределы структурно-конфигуративного паттерна конкретной культуры социума, сложившейся в течение веков и тысячелетий согласно ее генотипу и матрице»2.
Одним из аспектов этого процесса является размывание границы между культурой и политикой, о чем свидетельствует процесс возникновения понятий «культурная политика» и «политическая культура». Политика в этой диаде является более мобильным элементом. Она способна захватывать пространство культуры и приписывать культуре свои собственные политические цели3. Хотя и культура оказывает влияние на политику, обогащая ее определенным набором целей, принципов, норм, тем не менее, она играет консервативную роль: при любых коллизиях сохраняет ценность самой человеческой личности.
Однако при определенных условиях между культурой и политикой возникает острый конфликт. Для обозначения предмета конфликта постараемся определить сущность, субстанцию политики и культуры, т.е. выделим то, что их конституирует. С некоторой долей условности предположим, что сущностью политики есть власть, а сущностью культуры, следуя гегелевскому пониманию культуры как процесса постижения Абсолютного Духа, - дух. Для европейской культуры такого рода дух — это христианский Бог. Можно думать, что дух – субстанция не только европейской культуры, но и других, неевропейских культур, поскольку в основании каждой культуры лежат религиозные корни.
В самом общем виде конфликт между культурой и политикой можно обозначить как вмешательство власти в область духа. Возможно ли это? Если возможно, то каким образом это осуществляется? Каков результат этого вмешательства?
Заметим, что «дух (или Бог), не будучи человеком или группой людей, т. е. равным тому или тем, от кого власть исходит и на кого она обычно проецируется, по определению не способен реагировать на человеческую власть, следовательно, он неизменен»4. Если признать, что земная власть бессильна перед духом, то возникает естественный вопрос, каковы ее цели вмешательства в культуру, субстанцией которой выступает дух.
Носителем духа является духовный человек. Если политическая власть не может воздействовать на дух так, как она способна влиять на человеческую волю, то, очевидно, объектом ее воздействия становится духовный человек и производные его духовной деятельности - ценности и смыслы. Не будучи способна изменить дух, власть стремится сократить или полностью заблокировать доступ духовного человека к Абсолютному Духу. На этот факт, в частности, обращает внимание З. Бауман, утверждая, что «путь к вечности для современного западного человека полностью перекрыт, и ему остается сосредоточиться на своей земной жизни, на своем телесном существовании, найти в нем смысл и ценность…Будь счастлив без сознания своего бессмертия – вот что предлагается в новой жизненной установке»5.
Действительно, в логике общественного устройства современного западного общества открытость человека трансцендентному миру, его способность выходить за границы социальной действительности рассматривается как угроза социальному порядку. Так, П. Бергер и Т. Лукман убеждены, что «хотя открытость – миру и свойственна природе человека, преимущественные права на нее всегда предъявляет социальный порядок. Можно сказать, что свойственная природе человеческого существования открытость – миру всегда трансформируется (и, в сущности, должна быть трансформирована) социальным порядком в относительную закрытость – миру. На уровне смысла институциональный порядок представляет собой защиту от ужаса. Поэтому быть аномическим – значит быть лишенным этой защиты, быть одиноким, подверженным натиску кошмаров»6. Не углубляясь далее в эту проблему, резюмируем, что политическая власть целенаправленно блокирует процесс самотрансценденции личности, т.е. его связи с Абсолютным Духом, якобы в интересах общественного порядка. Этот подход имеет давнюю традицию в западной политике, восходит к периоду Возрождения и выражает начавшийся в то время процесс секуляризации.
Какую цену платит в этом случае человек? Отрицание самотрансценденции его существования искажает само существование. Оно овеществляется. Бытие сводится просто к вещи. Бытие человека деперсонализируется. И, что наиболее важно, субъект превращается в объект. Отрицание самотрансценденции закрывает дверь для нравственных смыслов и ценностей, субъективные основания и мотивы замещаются процессами обусловливания и становятся инструментом манипуляции человеком. «Именно овеществление открывает дверь манипуляции. И наоборот, тот, кто собирается манипулировать людьми, должен сначала овеществить их».7 Овеществленная личность лишена целостного мировосприятия и опоры в трансцендентных ценностях, утрачена ее социокультурная функция – движение к человеческому способу бытия, к любви как высшему смыслу, минимизировано пространство ее свободы. Как отмечает Ж. Бодрийяр, личность в обществе потребления, избавляясь от «повязанности религиозными и моральными структурами» обретает свободу «де-юре в качестве человека, но де-факто – лишь в качестве рабочей силы, то есть свободу продавать себя как рабочую силу»8.
Одновременно видоизменяется и культура. Утрачивая нравственные ценности и смыслы, она теряет глубину и значение основы развития личности, становится элементом досуга и отдыха, превращаясь в товар. По мысли Ж. Бодрияра, культура перестает производиться и обновляться, но вместо этого начинает воспроизводиться, когда серийно и бесконечно продуцируются уже имевшие место в истории смыслы и значения, а также их материальные носители9. Рынок способствует этому замкнувшемуся на самом себе процессу воспроизводства культуры, расширяя до бесконечности пространство массовой культуры.
Изложенный подход характерен для западной модели общественного устройства и политической власти, базирующейся на ценностях индивидуализма и номинализма. Манипуляции, осуществляемые политической властью в течение продолжительного времени по отношению к духовному человеку, обусловили трансформацию западной культуры в цивилизацию с культом быта и тела. Поэтому можно сказать, что западная политика и западная культура достаточно согласованы, хотя этот факт, как мы видим, не является гарантией устойчивого общественного порядка. Более того становится очевидным, что агрессивное вмешательство власти в область духа сыграло с европейцами злую шутку, оно разрушило почву самоидентификации, «обескровило» европейскую нацию, крайне снизило ее иммунитет.
Единственным действенным противовесом омассовленному мышлению и обезличивающему, деморализующему влиянию массовой культуры является внутренний трансцендентный опыт индивида. Этот опыт зиждется на способности человека выйти за пределы самого себя, направить себя на нечто вне себя, на умении сохранять напряжение между «я есмь» и «я должен», между реальностью и идеалом, между бытием и смыслом. Но формирование подобного опыта требует иной модели политической власти и общественного устройства.
Однако именно западная модель организации общественной жизни и политической власти была воспринята в постсоветской России в качестве методологической основы ее реформирования. Наложение ее на русскую культуру, обладающую богатой духовной традицией, спровоцировало острый конфликт между политической властью и культурой, а шире – между политической властью и обществом, вызывая у последнего колоссальное недоверие к осуществляемым реформам.
Трагическая ошибка реформаторов состоит в отношении к организационной стороне человеческого бытия как к культурно-нейтральной категории. Между тем и модель политической власти, и модель общественного устройства есть культурные формы, органически связанные с отечественной культурой и обусловленные ею. Игнорируя значение культуры как основы всех социальных отношений и действий, политическая власть погрузила страну в постоянно углубляющийся системный кризис.
Ее стратегия зиждется на двух мифах, которые усиленно внедряются в общественное сознание. Первый миф рассматривает технологический и экономический прогресс в качестве социального идеала. Второй - приписывает индивидуальным целям и практикам людей характер «конечной инстанции», исключающей наличие каких-либо высших смыслов, общего блага. И тот, и другой миф утверждают сугубо утилитарный тип сознания, отнимают возможность осмысленного отношения к жизни, игнорируют роль и пространство человеческого духа. Однако хотелось бы напомнить мысль, которую Л.Н. Толстой вложил в уста князя Андрея Болконского накануне Бородинского сражения : «Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа;… а от того чувства, которое есть во мне, в нем, в каждом солдате… Кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот и победит». Похоже, что, несмотря на недавнее публичное многодневное чтение романа, уроки великого писателя не были освоены.
Русские люди, унаследовавшие душу Византии, постоянно устремлялись к реализации идеи внеэкономической цивилизации: жизненный успех и качество жизни они, прежде всего, связывали с бытием и только потом с потреблением. Эта особенность и определяет их силу духа, и только духовно наполненная жизнь воспринимается ими как полноценная. Это не значит, что они не ценят материальное благополучие или комфорт, но в отличие от западного обывателя, этим не ограничиваются. Они стремятся обрести смысл собственной жизни, прорываясь за границы быта.
Заметим также, что технологический прогресс, о котором якобы печется политическая власть, всегда несет с собой расширение пространства рисков, преодоление которых предполагает одновременный переход на более высокий уровень контроля, обеспеченный возросшей способностью человека к саморегуляции, и новыми принципами социальных отношений, иными словами – более высоким уровнем культуры. Впрочем, культура незаменима и в деле интеграции общества, где общие ценности выступают более надежными скрепами, чем индивидуальные интересы.
Дальнейшие политические действия механического характера, т.е. несогласуемые с ценностями и смыслами отечественной культуры, не смогут привести к успешному решению ни одной из задач развития ни в социальной, ни в экономической сфере.
Целенаправленное распространение потребительских ценностей крайне сжимает пространство бытийных смыслов, т.е. таких смыслов, в локусе которых традиционно пребывало русское общество и которые сопутствуют становлению, образовыванию человека, возникновению самой человечности. Это ведет к тому, что за границами общественного устройства и массового сознания остаются собственно человеческие интересы, реализация которых и делает жизнь полноценной.
Так, игнорируется право служения отечеству, ибо служение всегда определяется бытийными смыслами. Содержанием и целью труда в настоящее время (независимо от сферы его приложения – образование, наука, искусство, государственное управление или политика) становится лишь зарабатывание средств, чем больше, тем лучше.
Упраздняется общественно-значимое содержание труда, поскольку, независимо от вида занятий, каждый трудящийся проявляет себя не как человек, приносящий пользу другим людям, а лишь как носитель определенных функций и компетенций, как производитель соответствующих услуг.
Рвется духовная связь между людьми, которая обеспечивается лишь высоким смыслом совместного бытия. В отсутствии этого смысла люди пытаются оправдать совместное существование извлечением взаимной пользы или выгоды. На смену духовной близости приходят сугубо прагматические, инструментальные отношения, разрушающие нравственную ткань единства нации – архетипы, традиционно регулирующие устойчивость социума.
Исчезает ощущение целостности, самоидентичности и полноценности человеческой личности, ибо в разных сегментах социальных отношений она воспринимается или как товар, или как ресурс, или как фактор, или как капитал. Личность целиком и полностью определяется формальными параметрами и совершенно не зависит от качественных особенностей. В подобной ситуации трудно аргументировать призывы к детям - быть добрыми, справедливыми, правдивыми, ответственными, мужественными и т.д. Им не понятно, для чего это необходимо, так как социальный запрос на нравственный облик отсутствует. Когда личностный духовный потенциал не имеет ценности, он стремительно ветшает.
Теряется чувство реальности, ибо постоянно людям внушается ошибочность их наблюдений и умозаключений, иллюзорность их потребностей. Когда большинство из них обнаруживает, что им становится более не по карману привычный ассортимент продуктов, им внушают, что и Центробанк, и Правительство делают все необходимое для благополучия народа. Когда все чаще возникает ситуация трудного выбора: что приобрести - необходимую книгу, билеты в театр (на концерт) или что-нибудь другое, их призывают помнить, что за последние годы отечественная экономика удвоилась. Сталкиваясь с молодежью, воспринимающей свободу как отсутствие ценностей, следует не терять веры в эффективность реформы образования. Когда в государственной поликлинике врач оказывает услуги, обусловленные не состоянием больного, а установлением страховой компании, пациент должен уверовать в правильность реформы, происходящей в здравоохранении. Трудно избавиться от мысли, что способность людей к чувствованию и осмыслению избыточна. От них требуется только одно – делать вид, прикидываться, что все в порядке. Симулякры и имитация деятельности становятся основным способом поведения.
Пугающе очевидна неспособность политической власти к социальному проектированию. Ей не удается совместить новые социальные технологии с высшими целями и ценностями, которые нельзя реализовать как некое «светлое будущее», но которыми наполнена человеческая жизнь и их игнорирование несет угрозу человеческому духу. Иными словами, власти оказывается не по плечу решение задачи совмещения политики и морали, закона и правды, эффективности и справедливости, свободы и ответственности. В результате этого ущемленные духовные потребности личности трансформируются во внутреннее психологическое напряжение, а его дальнейшее нарастание угрожает уже общественному порядку. Таким образом, духовная энергия, лежащая в основании великих побед России и составляющая ее основное богатство и залог успешного развития, в силу неверных действий власти, может не в первый раз направиться на разрушение.
Политическая власть оказалась неспособной к оформлению в политическую элиту, т.е. к правлению лучших людей, обладающих высокими качественными характеристиками (разумом, достоинством, ответственностью, справедливостью, правдивостью, беззаветной любовью к Родине). При отсутствии бытийных смыслов она выродилась в правящий класс, утративший интерес к моральным качествам человека и общества. Стоящая на позициях западного номинализма и индивидуализма власть теряет возможность возглавить культурное творчество русского народа на основе ценностно ориентированной коллективной воли к будущему. Такая воля предполагает интенсивное переживание метафизического смысла истории, свойственное русской ментальности и раскрывающее перспективу справедливого мира, заслоняемую ныне конъюнктурной моралью потребления и успеха.
Резюмируя изложенное, подчеркнем, что основным конфликтом современной России является конфликт между культурой как пространством духа и политической властью, настаивающей на овеществлении человеческого бытия посредством устранения духовных форм организации общественной жизни и манипуляции ценностями и смыслами. Этот конфликт обостряется по мере расширения религиозного опыта людей. Власть, наивно полагая, что причастность людей религиозным институциям канализирует их духовную энергию, активно демонстрирует собственную внешнюю приверженность религиозным ритуалам. Между тем, возрастающее религиозное чувство людей, независимо от их конфессиальной принадлежности, отвергает всякие симулякры и требует истинного нравственного обрамления власти. Объективная потребность в нахождении новых векторов развития, связанная с задачами и планетарного выживания, ставит власть перед выбором: либо включиться в работу по преобразованию системы базовых ценностей, которыми приходится руководствоваться в текущий момент, а соответственно и собственного внутреннего мира, превращаясь таким образом в политическую элиту, или, как бывает в таком случае, уступить дорогу другим, обладающим способностью к подобной работе.
Однако оговоримся, разрешение обозначенного конфликта лежит не в плоскости смены персоналий, а замены организационных форм общественного устройства и политической власти, их производности от духовной традиции русской культуры, веками поддерживающей русскую государственность и единство многоэтнического и многоконфессиального народа, обеспечивающей ценностные ориентиры человеческих выборов и поступков. Умонастроения и чаяния современного российского общества связаны не только с устойчивой экономической ситуацией, но и с ценностями справедливой организации общественной жизни. Политическая власть, игнорирующая второе, не сможет успешно осуществить и первое.
Следовательно, бездуховная политическая власть, не ведающая ограничений нравственного порядка, отвергающая духовное начало общественного устройства, плодящая постоянные симулякры и паразитизм, выступает основным тормозом дальнейшего развития России.
Расширение пространства духа в организации общественной жизни связывается, прежде всего, с утверждением в общественном сознании идеала как универсального и абсолютного нравственного представления о благом и должном. Эта мысль находит подтверждение и в концепции А.С. Ахиезера. В своем основополагающем труде «Россия: критика исторического опыта» он пишет о том, что сохранение устойчивости российского социума в условиях, создающих для него напряженность, которую социум должен разрешить через изменение своего внутреннего порядка, сопровождается медиацией – согласованием позиций, поиском согласия. Это возможно, как полагает Ахиезер, через изменение нравственного идеала – особого духовно-нравственного и ценностного регулятора, под которым автор понимает «фокус системы ценностей, гиперцентр нравственного идеала культуры, личностной культуры, эмоционально и интеллектуально нацеливающей личность, общество… Воплощение идеала при определенных условиях может стать основой объединения значительных масс людей, социальным интегратором, цементирующим общество».10 Нравственный идеал на уровне общества - это образ справедливого устройства общественной жизни, высшая цель общественного бытия. В его перспективе приобретают смысл и поддаются оценке все виды человеческой деятельности (политической, управленческой, законодательной, научной, преподавательской, врачебной и т.д.), а цели каждой из них становятся средством по отношению к высшей цели, образуя единую смысловую иерархическую систему. Общественное бытие обретает высокий смысл. Можно утверждать, что нацеленность на идеал выступает как основание смыслового единения всех членов общества. Смысловое единство, в рамках которого каждая человеческая жизнь, деятельность и каждый поступок обретают свой смысл, является высшей формой интеграции общества.
Для каждого отдельного человека идеал выступает как образ совершенства человеческой личности и человеческих отношений. Поскольку человек – существо незавершенное, т.е. не имеющее предзаданности в своем поведении и находящееся в процессе постоянного становления, он нуждается в нравственном идеале как некой абсолютной точке опоры на своем пути. Благодаря идеалу человек получает возможность трансценденции, выхода за границы своего физического существования, переиначивания себя. Нацеленность человека на идеал проявляется, по мысли Канта, в доброй воле, т.е. чистой от соображений выгоды, удовольствия, бытовой рассудочности и прочих житейских мотивов. Отсутствие эгоцентрических мотивов обнаруживается в стремлении к идеалу как глубинная безусловная личностная мотивация, т.е. независимая от внешних по отношению к ней причин – социальных, политических, психологических, природных. Именно наделенный подобной мотивацией человек обретает человечность в самом высоком значении этого слова и одновременно устойчивость. В этой логике можно думать о том, что наиболее высоко социально и материально должны поощряться представители самых жертвенных и духовно значимых служений.
Во-вторых, следует говорить о формировании своеобразного «культурного пакета», представляющего собой систему социально желательных культурных образцов поведения, согласуемых опять же с отечественной культурой. В отличие от нравственного идеала, являющего собой смыслообразующую конструкцию, влияющую на развитие внутреннего ценностно-смыслового мира человека, культурный пакет направлен на его социализацию, т.е. на оснащение его культурными способами поведения, позволяющими ему успешно взаимодействовать с другими людьми. Он призван сформировать высокий уровень поведенческой культуры как важнейший компонент качества жизни. В таком виде он может рассматриваться как методологическая основа осуществления функции социализации различными социальными институтами (семья, система образования, армия, СМИ, учреждения культуры и искусства, производственные организации).
В-третьих, необходимо обогатить содержание концепции качества жизни, которое в современном понимании выступает своего рода вектором оптимального социального развития. Обогащение концепции предполагает внимание к культурным и духовным потребностям человека. В настоящее время качество жизни рассматривается как социально-экономическая категория, т.е. фиксирующая положение человека в социально-экономическом пространстве на основе объективных показателей (доходы населения, уровень образования, продолжительность жизни и т.д.). Подобный подход полностью игнорирует значение культуры как фактора, обусловливающего природу, сущность и характер всего происходящего в обществе, отказывая тем самым человеку в основании его самоидентичности. Между тем, существует непосредственная связь между удовлетворением индивида условиями своей жизни и их соответствием архетипам и ценностно-смысловой матрице конкретной культуры нации, сложившейся в течение веков. Это обстоятельство принципиально меняет представление о качестве жизни как культурно-нейтральной категории. Более того, и субъективные оценки качества жизни, в значительной степени отражающие систему личностных ценностей, находятся в зависимости от общественного идеала. Очевидно, следует двигаться по пути формирования русского стандарта качества жизни, обогащенного духовно-экзистенциальными характеристиками, в отличие от западного стандарта, центрирующего материальные характеристики. Изменение представления о качестве жизни спровоцирует изменения в параметрах и индикаторах управления, тем самым перенастроит систему управления, сделает ее более чувствительной ко всей полноте человеческих потребностей и интересов.
Предлагаемые меры, на наш взгляд, создают возможность осознания и сохранения ценности личностного бытия и конструктивного противодействия «бездушным» механизмам современного общественного устройства, принципиально противоречащим духовной традиции русской культуры, выражающей неуклонное стремление к нравственному идеалу. Исходной точкой рассуждений явилось понятие человеческой свободы как добровольного осмысленного выбора. Поэтому крайнее сужение пространства бытийных смыслов угрожает, прежде всего, свободе человека. Свобода возрастает по мере того, как устанавливается связь человека не только с социальными институтами (поскольку человек благодаря способности к трансценденции неравномасштабен обществу), но и с Абсолютным Духом (абсолютными ценностями), дающими ответы на вечные вопросы: о предназначении человека, о смысле его жизни и смерти. В этом случае человек вновь обретает субъектность, он получает возможность действительно расширять и обновлять пространственные и содержательно-культурные стороны бытия и гуманизировать структуру общественного порядка.