Ищенко Н. С.
Луганская государственная академия культуры и искусств имени М. Матусовского, Луганск, ЛНР
Ласточкин Н. А.
Компания «Люксофт», Санкт-Петербург, РФ
Идеал справедливости для конкретного общества задается его культурным архетипом. Реализация этого идеала проявляется в социальном действии. Культурологические исследования показывают первенствующее значение идеала справедливости в русской культуре на протяжении всей ее истории. В то же время социологические исследования двух последних десятилетий показывают высокую терпимость россиян к разным видам социального неравенства. История российских протестов за тот же период показывает, что митинги были националистические, антикоррупционные (главным образом либеральные, но с привлечением широкой общественности), экологические, включая сюда митинги против закрытия конкретного завода в городе [2]. Таким образом, социальное неравенство почти не представлено в протестной повестке, что выглядит парадоксальным из-за высокой ценности справедливости в русской культуре и в то же время не соответствует западным политическим нормам из-за высокой ценности социального равенства в западной политической культуре, которая представлена в России как демократическими либеральными концепциями, так и марксистской политико-экономической теорией. теорией. Исключение социального равенства из идеала справедливого общества выступает в этих теориях как причина провала в России либеральных реформ в одной теории, или отказа от возвращения к ценностям социализма в другой, что в обеих теориях представляется опасным и требующим преодоления. Анализ культурных оснований русского социального идеала справедливости позволяет снять эту проблему.
Идеал представляет собой образ желаемой действительности, который может быть рационализирован и познан в понятиях. Понятие и образы справедливости в русской культуре анализируют разные исследователи. Е. В. Карчагин в статье, посвященной этому вопросу, предлагает определять справедливость как меру должного распределения благ и тягот. Распределение пронизывает все общество, поддерживает и воссоздает его структуру, а также регулирует обмен и циркуляцию всех видов социокультурных благ и тягот. Воздаяние, наказание, взаимный обмен Карчагин также предлагает рассматривать как разновидность распределения [4, с. 43].
Каков идеал справедливости в русской культуре? В русском слове «справедливость» на глубинном уровне соотнесены логический, моральный и социальный порядок. Справедливость означает правильный, верный, истинный порядок вещей и человеческих отношений в обществе [Там же].
Понятие справедливости в русской культуре исследовала Н. В. Печерская. Она показала, что справедливость – это концепт, работающий только в конкретной, отдельно взятой моральной практике и не сводимый к концепту справедливости из другой моральной практики. Она также описала несколько концептуальных моделей русской справедливости. Согласно исследованию Печерской, не существует общего универсального понятия «справедливости», объединяющего все значения. Каждое из них образовывает отдельный «мир справедливости» – универсальный и самодостаточный [4, с. 44].
Тем не менее, Карчагин считает, что основной дискурс справедливости в русской культуре во многом оформляется через концепт «правда». Некоторые исследователи считают правомерным утверждать наличие в русской культуре особой «правды-справедливости». В русской интеллектуальной традиции сквозной линией проходит рассуждение о синтетическом характере правды, которая объединяет в себе истину и справедливость [Там же].
Карчагин также отмечает, что российское общество не выработало рациональных принципов социальной справедливости, справедливость в русской культуре по большей части сводится к чувству справедливости [4, с. 44 – 45]. Карчагин также считает особенностью русской культуры доминирование в обществе «морально-религиозного дискурса, ставящего на место справедливости милосердие, которое или выше справедливости, или отождествляется с последним» [4, с. 46].
Указанные особенности справедливости в русской культуре проявляются и в XXI веке. Так, С.В. Мареева показывает, что представления о справедливом обществе до сих пор являются важными для большинства населения страны и сформировали достаточно устойчиво ценностно-нормативную систему, независимо от социального положения и динамики личного благополучия. В то же время в русском обществе реализована высокая степень терпимости к большинству видов социального неравенства и распределения доходов [6]. Мареева делает отсюда вывод, что нетерпимость к социальному неравенству является ключевым элементом русской культуры [6, с. 26]. Этот вывод представляется нам необоснованным. Данные Мареевой показывают, что хотя справедливость является базовой ценностью русского культурного космоса, социальное неравенство не представляется препятствием для реализации справедливости в обществе.
Этот вывод выглядит парадоксальным с точки зрения западных социальных и политических теорий, которые представляют социальное равенство необходимым условием и одновременно целью функционирования как открытого общества типа западной демократии, так и социалистического общества того типа, который был реализован в СССР. Необходимость социального равенства для здоровой жизни общества выступает как базовая предпосылка любого рассуждения на политические и социальные темы, и несоответствие эмпирических данных политологическим концептам побуждает создавать теории о необходимости создания нового человека, который был бы воспитан от рождения для восприятия западных демократических норма или коммунистических ценностей, в зависимости от общественно научной парадигмы, которой следует ученый. Обращение к архетипическим основаниям русской культуры позволяет показать, что это не случайное несоответствие, и русское понимание справедливости позволяет создавать устойчивые социальные структуры, которые воспроизводятся после масштабных трансформаций и обеспечивают устойчивое существование русского государства на протяжении нескольких столетий.
Русское понимание справедливости представлено в образной форме в русском культурном архетипе святого царства.
Культурные архетипы суть архаические первообразы, символически представляющие человека, его место в мире и обществе, воплощая ценностные ориентации, задающие образцы жизнедеятельности людей [5].
Культурный архетип закрепляет свойства культурной целостности и задает варианты социокультурных стратегий. Культурные архетипы близки платоновским идеям, и в антропологическом аспекте архетип представляет собой идею того человека, которого воспитывает общество, а также идеальные модели социального и культурного действия, которые он может выполнять, оставаясь в рамках родной культуры. Таким образом, культурный архетип представляет собой интегрирующий принцип общества, задающий спектр вариантов его допустимых изменений.
Образный характер архетипа позволяет выражать онтологические основания культуры разными способами, то есть задает множество вариантов реализации одного образа. Архетип также позволяет поднимать статус индивидуального действия в рамках культуры до общезначимого, преодолевая и тем самым связывая разные уровни реальности. Разные варианты реализации культурного архетипа обеспечивают как единство культуры в синхронном срезе, так и ее трансмиссию во времени.
Таким образом, культурный архетип обозначает базовую первооснову культуры, интегрирующий принцип, связывающий разные сферы культуры. Культурный архетип имеет образную природу и выступает как принцип интеграции разных сфер культуры в обществе.
Культурным архетипом русской культуры является святое царство. Архетип святого царства предполагает, что вся жизнь человека на земле и в обществе в принципе должна быть сакрализована, и это состояние может быть приближено в пространстве и времени, осуществлено здесь и сейчас [9, с. 9]. Таким образом реализуется христианское мировидение, прозревающее за конкретным эмпирическим бытием мистический слой, причастность к которому и делает земную жизнь реальной [3, с. 42].
Образ святого царства восходит к индоевропейскому единству народов и сохраняет очень архаичный слой значений. Топоров реконструирует индоевропейскую мифологическую основу понятия святости следующим образом: слова «святой, святость» входят в тот же семантический ряд, что и слова «плодородный», «изобильный», «богатый», «счастье», «благо», «цветение», «сильный», «молодой», «увеличиваться в размере», «расти», «расцветать», «светиться». Момент увеличения в размере, возрастания блага животной, растительной, человеческой жизни является принципиальным для всего круга значений, и резюмируется в понятии святости в языческую эпоху мифологической культуры [9, с. 443].
К той же индоевропейской языческой эпохе восходит представление о святой земле, которая населена святым народом, ведущим святую жизнь [9, с. 453 и сл.]. В мифологических образах этого ряда благо, богатство, процветание, расцвет являются определяющими и сочетаются с мудростью, знанием, силой, которые тоже расцветают в святых местах, на святой земле. Святая земля, святой сад или река, святое растение или человек отмечены бросающейся в глаза гармонией, особой красотой, соразмерностью, и на этом этапе еще не связываются с особым типом духовности, а характеризуются только неразрывной связью со святой землей.
Архетип святого царства существует и на славянской почве. Семантически святое царство связано с плодородием, изобилием, богатством, молодостью, благом и силой. Святое царство находится на святой земле, которая населена святым народом, ведущим святую жизнь [9, с. 453 и сл.].
В языческую эпоху, индоевропейскую и славянскую, святость царства понимается материально и не связывается еще ни с каким особым типом духовности. Формирование русского типа святости, который включает отмеченность человека или явления не только природной, но и духовной гармонией, происходит уже в рамках христианской культуры, когда слово «святой» и его производные обретают новую сферу применения, но в то же время сохраняют свой исходный семантический принцип [9, с. 436].
В христианскую эпоху Руси образ святого царства был переосмыслен как архетип странствующего Царства [1].
Топос «Русь – святая земля» известен со времен Киевской Руси [8, с. 19 – 25]. Вхождение восточных славян в христианскую культуру после крещения Руси проходило на фоне сильно развитой индоевропейской традиции святости и святой жизни, которая сохранилась как в славянской культуре, так и в русской. Характерно, что в первые же годы христианизации для концепции святости на Руси используется исконное славянское слово, а не греческое заимствование, что говорит как о высоком уровне самосознания культуры, так и о важности связанного со святостью комплекса религиозных представлений [9, с. 441].
В XI веке в Киевской Руси формируются три концепции, составляющие семантическое ядро понятия святости, сыгравшие в дальнейшем решающую роль в развитии русской культуры. Топоров определяет их следующим образом: единство в пространстве и в сфере власти; единство во времени и в духе; идеал поведения, определяемый ценностями, которые не от мира сего [9, с. 438]. Все эти три аспекта объединяются в образе святого царства.
В эпоху Московской Руси святое царство индивидуализируется как третий Рим, последнее православное царство, в петербургский период русской истории – как Российская империя, во времена СССР как первое социалистическое государство на земле, в наши дни как суверенная демократия. Во всех этих индивидуализациях проявляются одни и те же культурные черты, типы социального взаимодействия, представление о роли русского народа в истории и отношение к духу.
Современные исследователи выделяют три культурных инварианта русской идентичности: духовность, державность, соборность. Духовность в русской культуре исторически реализуется в форме православной религии, державность в виде самодержавного государства, а соборность в виде целостности народной, государственной и общественной жизни [7]. Все три базовых компонента русской культурной идентичности синтезируются в образе святого царства, представляя собой секулярный вариант этого архетипа: индоевропейская и древнеславянская семантика святости актуализируется в православии; царство выступает как тип социального устройства общественной жизни, реализованный в державности как культурной константе русской социокультуры; соборность выступает как целостность народной жизни, которая выражается в справедливости и правде, вариативных и одновременно нормативных для каждой конкретной индивидуализации царства.
В образе святого царства реализована сложная социальная структура, включающая в себя ряд иерархий, выстроенных по разным принципам (возраст, профессионализм, отношение к предкам, собственные заслуги, принадлежность к социальной группе и т. д.). Святое царство в русской культуре освящает те социальные структуры, которые способствуют реализации культурного архетипа и воплощению важных для русского сознания норм и ценностей. Равномерное распределение социальных благ разрушает многообразные иерархии и не позволяет функционировать различным социальным механизмам перераспределения, которые делают русскую культуру жизнеспособной. Стремление русского коллективного сознания к справедливости происходит как приближение к истине, милосердию и святости, которые могут быть реализованы при самых разных вариантах распределения ролей в социальном пространстве.
Таким образом, архетип святого царства в русской культуре позволяет создавать устойчивые социальные структуры, включающие в себя сложные иерархии, и обеспечивает их продуктивное взаимодействие, а также трансмиссию при социальных преобразованиях в переломные исторические эпохи типа петровских преобразований и революции 1917 года. Этот архетип дает культурную легитимацию тем видам социального действия, которые приводят к воссозданию характерных черт русского общества и позволяют ему выполнять свои функции в отсутствие социального равенства западного типа, понимаемого как равенство возможностей для всех социальных субъектов вплоть до индивида. Идеал справедливости, включающий социальное равенство, привнесен в русскую культуру вместе с западными теориями – либерализмом и марксизмом, и не получил широкого распространения из-за отсутствия собственно русских культурных оснований.
Литература
- Василенко И. А. Архетипические основы русской культуры и современная имиджевая политика России [Электронный ресурс] / И. А. Василенко // Перспективы: сетевое издание Центра исследований и аналитики Фонда исторической перспективы. 2015. URL: http://www.perspektivy.info/book/arkhetipicheskije_osnovy_russkoj_kultury_i_sovremennaja_imidzhevaja_politika_rossii_2015-06-30.htm
- Жаворонков С. Краткая история митингов в современной России [Электронный ресурс] // Riddle. 19.04.2018. URL: https://www.ridl.io/ru/kratkaja-istorija-mitingov-v-sovremenn-2/
- Зеньковский В. В. История русской философии. М. : Академический Проект, Раритет, 2001. 880 с.
- Карчагин Е. В. Об идее справедливости в русской культуре // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер. 7, Филос. 2016. № 2 (32). С. 42 – 48.
- Любавин М. Н. Архетипическая матрица русской культуры : дис. ... канд. филос. наук : 24.00.01 / Любавин Максим Николаевич. Нижний Новгород, 2002. 245 с.
- Мареева С. В. Справедливое общество в представлениях россиян // Общественные науки и современность. 2013. № 5. С. 16–26.
- Мельникова Л. В. Трансформация российской культурной идентичности : дис. ... канд. филос. наук : 24.00.01 / Мельникова Лариса Владимировна. Пос. Персиановский, 2012. 176 с.
- Петрухин В. Я. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия // Из истории русской культуры. Т. I (Древняя Русь). М. : Языки русской культуры, 2000. С. 13 – 410.
- Топоров В. Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Том 1. Первый век христианства на Руси. М. : Гнозис. Школа «Языки русской культуры», 1995. 875 с.
Информация для контакта:
Ищенко Нина Сергеевна, +380951984393, niofterna@gmail.com
Ласточкин Николай Александрович, nlast@yandex.ru