Крюкова О.С.
Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова
г. Москва
Индивидуальная свобода была знаменем романтизма как течения в литературе и искусства. «Великая французская буржуазная революция и лежащая в ее основании полувековая агитация эпохи Просвещения породили в интеллектуальной среде Европы невиданный энтузиазм, стремление всё переделать и всё пересоздать, привести человечество к «золотому веку» истории, достигнуть отмены всех сословных границ и привилегий, т. е. «Свободы, равенства и братства». Не случайно почти все романтики – фанатики свободы, только свободу каждый из них понимал по-своему: это могли быть свободы гражданские, социальные, с требованием которых выступали, например, Констан, Байрон и Шелли, но чаще всего это творческая, духовная свобода, свобода личности, индивидуальная свобода», – подчеркивает Е.Н. Корнилова [2: с. 90]. Одинокий герой-индивидуалист, находясь в исключительных обстоятельствах, противостоял всему миру и, в итоге, приобретал личную независимость и иллюзию свободы. Таков, например, Мазепа – герой одноименной поэмы Байрона, который взял для сюжета своего литературного произведения два легендарных эпизода из жизни любвеобильного гетмана. Этот герой, как и все герои Байрона, наделен «романтическим мировосприятием и жаждой свободы как главной ценности жизни» [1: с. 101]. Таков и пушкинский Алеко, герой поэмы «Цыганы», который, как ему кажется, обретает вожделенную свободу в общении с вольнолюбивым, но нецивилизованным народом. Развязка трагична: две индивидуальности, Алеко и Земфира, не разминулись на узкой дорожке, ведущей к индивидуальной свободе. Романтический герой не в силах справиться с бременем абсолютной свободы: «…стремясь к достижению абсолютной свободы без каких-либо внешних ограничений, человек не в состоянии самостоятельно защитить себя от духовного плена страстей, оказывающих разрушительное воздействие на его душу и нередко приводящих к катастрофическим последствиям» [1: c. 105].
Для пушкинского Онегина свобода оборачивается, в сущности, свободой от брачных обязательств. Понимание свободы Пушкиным эволюционировало: в романтический период свобода декларировалась как высшая ценность, в реалистический период творчества она рядополагалась с другим фундаментальным понятием – «Закон». Между двумя крайностями у Пушкина был кратковременный период духовного кризиса («Свободы сеятель пустынный…»). В итоге поэт приходит к заключению, что истинную свободу можно обрести только в творчестве.
Поэты-декабристы, воспевавшие гражданственность и исторический идеал вольности, на первый план ставили не индивидуальную, а коллективную свободу. Понимание свободы у Лермонтова типично романтическое. Это понятие, связанное с культурно-историческим контекстом, сосуществует в лирике поэта с понятием «воля», заимствованным из народной поэзии. Лермонтовский Печорин, обретший свободу, не знает, что с ней делать. Для последующих литературных воплощений «лишних людей» свобода перестает быть ценностью первого ранга, она как бы растворяется в романтическом мироощущении и становится призрачной.
После отмены крепостного права в России начинаются десятилетия переосмысление ценностей, и в первую очередь – традиционных, семейных. Это ощущается в таких литературных произведениях, как «Гроза» и «Лес» А.Н. Островского, «Господа Головлевы» М.Е. Салтыкова-Щедрина, «Братья Карамазовы» Ф.М. Достоевского, «Анна Каренина» Л.Н. Толстого. Характерно, что герои этих произведений, за исключением, может быть, некоторых персонажей у Достоевского, обрисованы далеко не романтическими приемами и средствами. Иллюзия индивидуальной свободы приводит не просто к разгулу страстей, а к торжеству животных инстинктов, что особенно остро проявляется в образе Федора Павловича Карамазова.
Культ индивидуальной свободы возрождается в конце ХIХ в. в неоромантизме. Ларра из горьковского рассказа «Старуха Изергиль» – символ абсолютной и несущей зло свободы. Герои других горьковских рассказов («Мальва», «Макар Чудра», «Челкаш») почитают индивидуальную свободу как высшую ценность. Зримые символы свободы – горьковские Сокол и Буревестник, которые противопоставлены ленивым и холодным сердцем обывателям, принимающим обличье Ужа, «глупого пúнгвина», гагар, которым недоступно «упоенье битвой жизни». Однако конфликт индивидуалиста с обществом в ранней прозе М. Горького заканчивается отвержением, отторжением от общества «правильных» и скучных людей.
Отголоски неоромантизма звучат в творчестве комсомольских поэтов 1920-1930-х гг., которые выбирают коллективную свободу в ущерб индивидуальной. Для воплощения их честолюбивых замыслов нужны масштабы иного, чем у традиционных романтиков, характера. Что им «хата родная» по сравнению со свободой крестьян на другом конце Земли («Гренада» М. Светлова)! Но и здесь, в этом небольшом стихотворении М. Светлова, назревает трагедия. Жизнь отдельного человека ничто по сравнению с возможностью мировой революции: «Отряд не заметил потери бойца». Дело продолжается, и личность как таковая не столь важна, имеют значение лишь интересы коллектива.
Романтический идеал индивидуальной свободы недостижим, мало применим к реальной жизни. Проблема совмещения индивидуальной и коллективной свободы – это проблема ценностного выбора, компромисса между либеральным и коллективным идеалом.
Литература
- Жилина Н.П. Свобода как аксиологическая категория в мистерии Дж. Г. Байрона «Каин» // Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. 2013. Вып. 8. С. 100-106.
- Корнилова Е.Н. Романтизм как фактор культуры. Взгляд из ХХI века // проблемы культуры в ХХI веке: Коллективная монография. М., 2018. С. 89-126.