Возможно ли обретение всеобщей свободы в исторической перспективе?

                                                          Косиченко А.Г.

 

Институт философии, политологии и религиоведения Министерства образования и науки Республики Казахстан, Алма-Ата

 

Несмотря на видимую легкость разрешения задачи «развития современного мира от индивидуальной свободы к свободе всеобщей», ее решение вряд ли возможно в принципе. Каким бы образом мы не понимали индивидуальную свободу (то ли как произвол, то ли как истинную и глубочайшую свободу, которую человек получил от Бога в виде изначального дара), «построить» всеобщую свободу на основе свободы индивидуальной, да еще понять современный мир в его развитии на таком основании, по моему мнению, невозможно.  В самом деле, что такое всеобщая свобода? Есть ли это свобода всех и каждого, как обозначено в перечне вопросов к обсуждению на круглом столе? Или это есть условие обретения свободы всеми и каждым, условие, которое предоставляется государством ли, обществом ли? Или, в согласии с Гегелем, само движение истории неизбежно приведет ко всеобщей свободе? Гегель-то, понятно, именно так видел реализацию торжества Абсолютной идеи, неизбежного торжества этой идеи, по Гегелю. Есть еще прекраснодушное представление о всеобщей свободе как смысла и цели развития человечества.

Но достижима ли всеобщая свобода? Или хотя бы свобода значительного большинства? То, что государство не ставит перед собой такую цель – очевидно. Но и общество, причем независимо от конкретных форм его устройства, также не нацелено на достижение всеобщей свободы, разве что декларирует нечто похожее. Мы, несмотря на развивающееся в последнее время критическое отношение ко многому вокруг нас, все еще находимся в «плену» стереотипов и ложных понятий. Нам представляется, что демократия связана со свободой, и мнимо демократическое устройство современных государств как раз свободу и имеет в виду в качестве абсолютной ценности и цели. Свободы и права человека и явно и неявно декларируются в качестве абсолютного приоритета развития современных обществ. Вокруг этих идеалов (легко видеть, что идеалов, вместе с тем, сознательно вытесняемых из реалий жизни), ставших выхолощенными и формальными, превратившихся в пустой фетиш, якобы и строится правовая база государственной и общественной жизни, ссылкой на них уничтожается всякий личностный и общественный протест в нравственной и духовной сфере против доминирующих форм развития культуры, социальной политики и международных отношений. Но именно якобы. На деле вовсе не всеобщая свобода заботит устроителей «прекрасного чудного мира», а власть, причем не столько политическая, экономическая или финансовая, хотя и эта тоже, но власть духовная, как наивысшая и близкая к абсолютной, форма власти. Духовная же власть, стремящаяся к господству, невозможна без подавления свободы человека, хотя это подавление может выступать как раз в форме абсолютной свободы, безбрежного духовного и идейного плюрализма, точнее сказать, вседозволенности, которая лишает человека возможности осмыслить свое бытие и обрести смысл жизни.

Либерализм, зародившийся как стремление к свободе, превратился сегодня в наихудшую форму тоталитаризма. Идеология либерализма, уже давно и оправданно критикуемая, сделала свое черное дело: разложила общества, девальвировала ценности, обессмыслила всякое сознательное и содержательное общественное движение. Отсюда уныние и апатия масс, утрата смысложизненных ориентиров, отказ от личностного участия в созидании как личного, так и общественного бытия – таковы промежуточные итоги победного шествия либерализма. С либерализмом и его современной идеологией в форме постмодерна, связаны крайне негативные последствия глобализации на любых ее основаниях: англо-сакского, надмирового или как формирующегося на наших глазах – китайского. Глобализация со всей отчетливостью показала, что в ее горизонте утрачивается надежда  не только на всеобщую свободу, но и сфера личной своды деформируется и сужается до исчезновения. И хотя в самое последнее время заметно усилилась критика глобализации и со стороны национальных культур, испытывающих разрушительное воздействие глобализма; и со стороны национальных государств, теряющих суверенитет; и со стороны экспертного сообщества; и даже со стороны активных сторонников глобализации – последние недовольны снижением уровня ее эффективности, глобализм остается господствующей идеологией на сегодня. Глобализации отчасти «отступила в тень», но ее разрушающее воздействие на современный мир продолжается.

Глобализация является предельной формой продуцирования пассивности человека во всемирном масштабе. Вот в чем заключается основной ее негативный смысл. Она посягает на сущность человека - быть ответственным творцом своей жизни. Те горизонты развития, которые процессы современности (синтезируемые глобализацией) оставляют человеку, примитивны. Человек, и чем дальше, тем более, унифицируется, утрачивает личностную специфику, предает себя, выступает противником глубокобытийственного многообразия, которое является условием обретения человеком своей сущности. Глобализация ответственна за эти негативные процессы.

Личностное содержание человека вообще становится обременительным и для среднестатистического человека современного мира и для  общества, в котором он существует. Унифицирующая логика глобализма добралась до самых  глубоких и интимных пластов человеческой личности. Нет нужды повторять здесь хорошо известный набор средств такой унификации: от электронных паспортов (на которых зашифрованы все данные на человека вплоть до самых интимных) до жутких пророчеств Жака Аттали. Самое печальное, что и сам человек уже согласен на утрату личностной специфики – это легче, чем вести изнуряющую каждодневную борьбу за личностное достоинство.

Можно констатировать, что личностные аспекты глобализации имеют два четко фиксируемых измерения. Первое – человек участвует в глобализации не как личность, но как объект манипуляции с минимальным личностным присутствием, что освобождает глобалистов от необходимости аргументации своих действий. Второе – глобализация сводит на нет и без того ничтожное личностное содержание, какое еще удерживает человек, по необходимости втянутый в глобальные процессы современности. Из этого двойного уничижения человеческой личности в процессе глобализации можно сделать однозначный вывод: углубление и расширение глобализации уничтожит личность человека целиком, человек будет полностью унифицирован. Этот вывод, в свою очередь, приводит нас к предположению, что конечной целью глобализации является не экономический рост, не новый мировой порядок, не господство мирового правительства, но полное лишение человека человеческих качеств, на что намекал еще Аурелио Печчеи в своей одноименной книге. Этот вывод заставляет вспомнить об эсхатологических ожиданиях авраамических религий, в которых моменту второго пришествия Спасителя предшествует процесс абсолютной унификации мира. Но в описаниях процесса такой унификации содержится указание на невозможность окончательного уничтожения личности человека, ибо останутся избранные и верные, сохранившие ответственное отношение к своей душе. Следовательно, духовная сущность человека неуничтожима, и если именно с этой сущностью и связать глубинные пласты человеческой личности, то остается надежда на неустранимое личностное бытие человека в мире в любых обстоятельствах. Это – хорошая основа для оптимизма нашего времени.

Но оптимизм этот не распространяется на возможность обретения всеобщей свободы. Вместе с тем, следует отметить, что в высокой степени подкупающе звучит заявленный в перечне  вопросов, выносимых на обсуждение нашего круглого стола, тезис о всеобщей свободе как царстве любви. Несмотря на чуждость такой постановки проблемы для уха  светского человека, на этом пути некие аспекты всеобщей свободы просматриваются. Однако в целом царство любви – сегодня недостижимый идеал. Царство Небесное – вот, где царствует любовь. Но Царство Небесное – не земное бытие. В сотнях работ показано, что неоднократно осуществляемая попытка человечества построить царство небесное своими (без Бога силами) и на земном основании приводит человека ко все более и более глубокому погружению в низость и мерзость его ничтожного существования. Да, можно согласиться с тем, что в Царстве Небесном «царствует» любовь. Но свобода не является сколько-нибудь значимой определенностью для Царства Небесного. Царство любви, вероятно, не осуществиться в земной истории, в эсхатологической перспективе оно неизбежно – как Рай, но по эту сторону бытия на его построение не стоит надеяться. Современный человек далек от того, чтобы строить свою жизнь (тем более жизнь общества) на основах любви. Апостол Павел, писал, характеризуя признаки любви: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (1 Кор. 13, 4-7). Разве можно узнать в этом описании любви современного человека, живущего на прямо противоположных основаниях.

Приходится констатировать, что всеобщей свободы нет, и вряд ли она достижима в исторической перспективе. Есть личностная свобода, соотносимая с  обретением человеком своей сущности: быть богоподобным. Можно также говорить о социальных условиях обретения человеком этой свободы. Можно даже предположить, что совокупность свободных людей и образует, в некотором смысле, общество свободных людей. Неясно, впрочем, каким требованиям при этом должен отвечать  реальный социум. Очевидно, что совокупность личностных свобод в их земном горизонте не ведет к коллективной свободе. То же и в отношении государства. Государство может предоставлять или нет условия для реализации свободы и человеком и обществом. Но оно и не друг, и не враг индивидуальной свободе. Государство заинтересовано в некой мере свободы, но строго контролируемой. Во всяком случае, связывать с государством надежды на его патронаж в процессах формирования всеобщей свободы не следует – такая задача не входит в круг его обязанностей.

И еще пара тезисов, имеющих отношение к заявленной теме. Первый - понимание свободы сегодня искажено, если не сказать, сознательно смоделировано. Модели свободы нацелены на воспроизводство падшего и бездуховного человека, который не свободен по определению. И второй тезис – в русской традиции, как известно, длительное терпение рабского и даже холуйского состояния нередко прорывается бунтом, который затем вновь закрепляется жесткой системой отношений, далекой от какой-либо свободы. Было бы интересно проанализировать бунт в понимании его в качестве спровоцированной попытки обретения всеобщей свободы.

РОО Центр этики и эстетики Русского Мира